Девочка Аля  - Алеся Ранимая

– Вы снова здесь?

– Так я и не уходил никуда, ты вышла, снова зашла – и всё.

– Это вчера было.

– Вчера? – он смотрит на меня непонимающим взглядом.

Так прошел год. Если бы я не обращалась к нему, разговаривая с табуреточной пустотой, его присутствие было бы замечено только кошкой, тщетно пытавшейся поточить когти о любимый дерматин. Казалось невежливым молчать с родственником, но говорить с ним было решительно не о чем. «Был Южмаш, с перестройкой закрыли, потом троллейбусы выпускать стали, да такие жуткие, сущая душегубка, дрова возить – и то стыдно. Потом с немцами замутили, троллейбусы стали хорошими. И посадка в них низкая, и удобные. От Лесной к заводу поворот крутой, если есть место, я занимаю и никому не уступаю, хоть ты что!» – самая интересная история из жизни моего свекра.

Через какое-то время я привыкла и перестала замечать его, словно мебель. Год пролетел, и не заметила.

Потом вдруг он исчез, но через день снова нарисовался уже в компании какого-то мужика.

– А это кто?

– Не знаю я его, – отвечает.

Итак, еще один мертвый клоун, который даже не назвался. Теперь мы молчали втроем. Из кухни они никуда не выходили, появляясь лишь по вечерам, когда за окнами зажигались фонари. Через некоторое время к ним присоединилась женщина, на вид моя ровесница. «Рабинович», – неожиданно представилась она и закурила. Свекор аж облизнулся при виде сигаретного дыма.

– Вы тоже мертвая, извините? – спрашиваю ее.

– Не знаю, не решила еще, – пыхтит она сигаретой.

Чего я только ни делала: и в церковь ходила, за упокой души ставила, и вопросы им задавала – может, найти их обидчиков, поехать, отомстить, или наоборот, прощения за них попросить, или еще сделать что-то, но бесполезно. Сидят, руками разводят и глазами хлопают. Бесполезные люди бесполезны и после смерти, помеха только. Рабинович была другая, но и она не знала, что с собой делать.

И тогда я села и записала:

«Вина легла на него могильной плитой».

Свёкор зашевелился, посмотрел на соседа, на Рабинович с вечной сигаретой в зубах. «Неужто пишет чего?» – спросил, но ответа не получил, я шикнула – не мешай – и продолжила печатать на старом компьютере, засаленном и грязном:

«двумя метрами чёрной земли, гранитной крошкой».

Рабинович выпустила облако дыма и сказала: «Графоманка, ни секса, ни фантазии! Скучно».

«тяжёлым цветником и чёрной габбровой стелой со скромной надписью: «Зубаха Валентин Владимирович. 1939–1961. Помним, любим, скорбим»».

Я отвлеклась и посмотрела ей в глаза. «Вот сама возвращайся и пиши о сексе с фантазией, а я уж тут, как умею, ясно тебе, Раби-нови-ч?»

* * *

Вина легла на него могильной плитой, гранитной крошкой, тяжёлым цветником и стелой со скромной надписью: «Помним. Любим. Скорбим». Змеёй выползала она каждое утро, обвивала шею, и только открывал он глаза, она тут как тут – сжимала горло, не давала вздохнуть, шипела: «Виноват, виноват, виноват». Как раковый больной собирал он радость по крупицам, берёг до праздника, запрокидывал голову, запивал её спиртом: вот свадьба, вот сын родился, Валентином назвали, в школу пошёл, маленькая ручка ладонь щекочет, вырывается, или вот обхватил отца за небритые щеки, прижался лбом, а кожа нежная, дыхание сладкое. «Папка». – «Да, Валька». – «Я тебя тоже очень люблю». «Кышшш», – шипит змея, убежал Валька, вырос, огрубели маленькие ручки, глаза, если смотрят равнодушно, уже хорошо, а чаще с раздражением, с досадой – опять напился папка. Жена таскала за собой пятьдесят лет, пульмонологу показывала, в санатории возила – не дышит муж, спивается. Но врачам змея не показывалась, синих следов на шее не оставляла – мягкое тело, гладкая кожа у вины, хрен избавишься.

На кладбище у могильной стелы со скромной надписью кто-то возится. Женщина. Подошёл. Она провела мокрой тряпкой по чёрному камню – заблестела надпись «1939–1961, помним». Женщина молодая, она точно не помнит.

– А вы знаете, он на моём мотоцикле разбился.

Из заключения специалиста: «…обнаружены следующие телесные повреждения в виде тупой сочетанной травмы тела (головы, груди, живота): закрытая черепно-мозговая травма, ссадины и кровоподтек лобно-височной области головы, справа…»

Он появился в темноте мастерской внезапно, как солнечный зайчик, стремительно влетел, ослепил и разбился снопом искр, молодой и непростительно счастливый.

– Дай мотоцикл!

– Зачем?

Они дружили с детства, с войны, и Валера знал, видел, что другом завладела очередная сумасшедшая идея.

– Мой-то разобран, – Валька кивнул в ту часть мастерской, где стояла его красная, как кровь, «Ява». – Дай свой, я в Одессу поеду к жене. Завтра вернусь!

– К жене? Диана в Одессе?

– Пока нет, только сейчас на поезд посадил, давай ключи! Вот она удивится!

Валька, конечно, врал, сцена, разыгравшаяся между ним и Дианой этим утром, не сулила приятых сюрпризов.

Он вернулся с ночной смены, думал, как смоет с себя грязь и усталость, заберётся под одеяло и уткнётся в тёплый затылок… но в комнате никто не спал, да что там в комнате, во всей коммунальной квартире. Диана деловито собирала вещи, мама кормила годовалую Маринку кашей, его собственные младшие брат и сестра носились по коридорам, то и дело теребили Диану требованием привезти с моря ракушек.

– Послушай, от такого не отказываются! Всего 10 рублей в сутки, гостиница – высший класс, море, сезон только начался. В понедельник уже буду дома.

– Почему не предупредила?

– Сколько можно объяснять? Мне Стеллочка только сегодня позвонила, да, мама? Что ты так кипятишься? Там место только на одного в женском номере, куда ты приткнёшься? Билет? Когда брала билет? Мама, не кормите Марину сладостями, хорошо? И так толстая, ни в одно платье не впихнёшь её, нет, ну ты видел?

И так далее, и тому подобное, а когда уже собралась, сняла бигуди, расчесала орехового цвета локоны, подвела алым губы, развернулась на каблуках, довольная, красивая, скомандовала: присядем на дорожку.

Присели. Она встала первая, поправила поясок на тонкой талии и только в дверях комнаты остановилась.

– Проводишь до вокзала, любимый?

И часа не прошло с тех пор, а он стоит перед Валеркой и просит одолжить мотоцикл.

Из заключения специалиста (продолжение): «множественные ссадины правой половины лица; закрытый перелом грудинного конца левой ключицы; кровоизлияния в переднее средостение, в ткань и корни обоих легких…».

В мастерской они были не одни. Только наскочив на недоумение друга, на его колебания – давать мотоцикл или не давать, – Валик обратил внимание на новёхонький ГАЗ-21. На заднем сидении роскошной машины сидел серьёзного вида дядя, шуршал бумажками, читал, вычеркивал и лишь изредка бросал острые взгляды в темноту душного помещения. У капота стоял точно такой же немолодой водитель.